Я смотрю на настенные часы, за потертым стеклом которых стрелки показывали 8 часов вечера. Еще один рабочий день закончен. Минута в минуту я выхожу из собственного рабочего кабинета, накидывая по пути черное зимнее пальто и заматывая шею полосатым шарфом. Еще один день, проведенный за стопкой бумаг. Два-три вызова в неделю к нарушителям правопорядка. Ага, как же - нарушители. Под стражу у нас сейчас попадают балующиеся темными артефактами волшебники, которые по большей части представляют из себя нечто весьма посредственное и уж точно не рискующее превратиться во всемирное зло. Я на автомате поднимаю руку, прощаясь с сослуживцами. Еще один день позади. А завтра будет еще один такой же день. Мирная работа, спокойствие, тишина, безопасность - не об этом ли я мечтал еще год назад? Но отчего-то я чувствую себя потерянным, словно выполнил свое предназначение и теперь являюсь бесполезным для общества объектом. Я не знаю, кто я. Я не помню, что такое улыбаться, я не знаю, каково это радоваться, я не вижу, ради чего идти дальше. Я живу в ночных кошмарах, от которых уже не помогает зелье Сна-без-сноведений - выработалась зависимость и иммунитет. Самое смешное, что эти кошмары продолжаются даже когда я не сплю. Впрочем, я слабо различаю грань между сном и явью, потому что сплю уже который месяц подряд просто отвратительно, и, как следствие, взгляд на реальность сквозь затуманенное бессонными ночами сознание обеспечен. Я замечаю короткие взгляды, которые бросают на меня коллеги, когда я появляюсь с утра в аврорате. Я вижу сочувствие и понимание в глазах Рона и Гермионы. Но мы не можем помочь друг другу. Иногда мне самому кажется, что мое место - это Больница Святого Мунго, но я не уверен, что то, что происходит со мной, лечится. Гарри Поттер умер. Гарри Поттер убил сам себя на той войне. Гарри Поттер закопан рядом с другими погибшими. Вот только я не вспомню, в какой именно момент меня не стало. Тогда, когда мы жили в палатках с Роном и Гермионой, прячась от егерей и пытаясь найти хоркусы? Или когда победа была уже в шаге от нас? Сейчас уже никто этого не скажет. Мое прошлое - кровавый след на белоснежном снеге, тянущийся через всю мою жизнь с самого рождения. Мое будущее - это страх, палочка под подушкой, темнота без малейшего намека на Люмос и извиняющийся взгляд перед Джинни. Мое настоящее -  это серость будней, нарушаемая зелеными вспышками заклинаний, которые так глубоко впечатались в память, бессмысленное перебирание бумаг на рабочем столе и кошмары, которые стали частью меня.
Я спускаюсь на лифте в главный холл Министерства, не чувствуя резких остановок и рывков. Я заметил, что, если никто не заходит, то путь занимает ровно 45 секунд. Интересная мелочь, однако. Решетка исчезает, открывая выход, и привычный женский голос сообщает: "Главный холл". Я делаю шаг вперед, не глядя по сторонам, преследуя лишь одну цель - камин.
-Поттер!
Я слышу знакомую фамилию и лишь через секунду понимаю, что Поттер это я. Я - Поттер. Гарри Поттер. Нет, это уже не я. Я замираю на месте, словно получил негласную команду: "Стоять!", но не оборачиваюсь.

Я продолжаю стоять на месте, словно задумался о чем-то очень и очень важном. Только правда в том, что в моей голове нет ни единой мысли, кроме той, каким Салазаром кому-то что-то потребовалось. Странно, но голос кажется очень знакомым. "Поттер" - вроде бы только один человек обращается ко мне исключительно по фамилии и именно с такой интонацией. Но я не помню, кто это. На секунду мое уплывающее сознание, которое вновь оказывается во власти вспышек и криков, цепляется за слово "отчет". Пожалуй, работа - это единственное, что способно держать меня на грани нормальности в моем сошедшем с ума мирке. "Уизли" - второе слово, которое не проходит мимо, а задерживается в беспорядочном потоке воспоминаний. Вопрос о том, который из Уизли, остается невысказанным, а мысли начинают беспощадно атаковать мою голову, образуя месиво из обрывков прошлого и настоящего, лица сменяют друг друга, в ушах отчетливы слышны крики и произнесенные заклинания. Мне хочется свалиться на колени, закрыв уши руками, только бы избавиться от так не вовремя накатившегося приступа отчаяния. Со мной бывает иногда и такое. Правда, обычно ночью, в темноте, под мирное дыхание спящей рядом Джинни. Но я все еще отдаю себе отчет, что я в Министерстве, что нельзя.
-Гарри!
Странно, тот же голос, но уже другое обращение и совсем другой тон. Я продолжаю стоять, сжимая кулаки до побелевших костяшек и отпечатков ногтей на грубой коже ладоней.
-Фините Инкантатем! 
Слова заклинания, и я понимаю, что должен схватиться за палочку, иначе будет поздно. Но заторможенность в движениях не позволяет этого сделать. Через пять секунд я понимаю, что заклинание безобидное. Зачем кому-то его применять - я не понимаю. Впрочем, и этот вопрос интересует меня не долго. Я снова чувствую, как пропадает ощущение реальности под ногами. Но резкое прикосновение к плечам оказывается сильнее пощечины. Я подскакиваю, резко оборачиваясь, выдергивая из рукава палочку и направляя на потенциального противника, на предполагаемую опасность. Я забываю о том, что, наверное, кажусь совсем безумным. Впрочем, я такой и есть. Пару раз моргнув, я понимаю, что передо мной стоит Саммерби. Единственный человек, который называет меня по фамилии и именно с такой интонацией. Я флегматично убирая палочку обратно в руках, а взгляд непроизвольно становится вновь равнодушно-потерянным.
-Ты что-то хотела? - мой голос немного хриплый от долгого молчания и какой-то глухой.
Я смотрю куда-то по верх правого плеча Элизабет, слегка склонив голову и поджав губы. Я снова в растерянности.

Кажется, я способен улавливать лишь названия заклинаний. Из всей речи Саммерби я уловил лишь одно слово: "Протего". Я знаю, что это не хорошо, совсем не хорошо, ведь я помню, как больно оказываться впечатанным в кирпичную стену, ощущая под лопатками холодный и шершавый кирпич, который беспощадно раздирает кожу. Я удивлен уже тому, что смог зафиксировать свой взгляд на ней, на Элизабет, ухватываясь за знакомые черты лица, как за спасательный круг, который не дает мне вновь оказаться за гранями реальности. Слишком много вопросов улавливает мой слух, но не дает им проникнуть в сознание. Я молчу, замечая, что ее терпение трещит по швам. Она хватает меня за руку, как-то совсем не по женски, до боли в запястье, которое кажется ничем по сравнению с нахлынувшими воспоминаниями о боли от заклинаний, о первом Круциатусе, полученном в четырнадцать лет. Я послушно, словно безвольная кукла, следую за уверенными руками, которые, возможно, смогут меня спасти. Я ловлю себя на еще одном занимательном факте - до ее этажа ровно одна минута и семь секунд, что на 22 секунды больше, чем до аврората. Интересно, а почему я думаю, что мы на ее этаже? Впрочем, и этот вопрос занимает место в моей голове лишь несколько секунд. В следующий момент я понимаю, что сижу на стуле в кабинете Саммерби, но уже не помню, как мы здесь оказались. Еще немного и я сойду с ума. А разве есть куда дальше? А дальше - это куда? Все мои рассуждения разбиваются вдребезги, и мне кажется, что я их уже никогда больше не соберу воедино, никаким "Репаро".
Я чувствую, что кто-то опустился ко мне на колени, но смотрю куда-то в пол, хотя и его уже не вижу. Мелькает имя Северус, но я не знаю при чем здесь он. А, нет, наверное это гибель Дамблдора, когда он просит его со словами "Северус, пожалуйста". Я прихожу к здравому, на мой взгляд, выводу, что это именно гибель Дамблдора. По-другому и быть не может. Тогда что здесь снова делает знакомый женский голос?
- Посмотри мне в глаза, Поттер... Посмотри...
Голос завораживает, притягивает, успокаивает, обещает. Я устало поднимаю веки, упираясь взглядом в голубые глаза, которые затягивают меня глубже и глубже, еще немного и я утону. Но все обрывается резкой волной воспоминаний, которые кажутся хуже, чем то, что было со мной минуту назад. Перед глазами проносятся самые страшные моменты войны. Еще немного и я закричу. Слова с просьбой прекратить застывают в горле. И снова я ощущаю резкий удар, который приносит за собой перемены. Я вижу себя с Гермионой, танцующих в палатке, когда вокруг идет война, я вижу, патронуса, озеро, меч, спасение, возвращение Рона. Я вижу победу в финальной битве и Хогвартс, восстановленный по кусочкам. Непроизвольная улыбка появляется на моем лице, я это чувствую, правда с непривычки она больше напоминает звериный оскал.
Я, наконец, различаю обстановку вокруг себя, которая выходит на первый план, заставляя отодвинуть воспоминания о войне. На мне сидит Саммерби.
Интересно, давно мы здесь?
-Да... - голос хрипит, слова даются с трудом, но я чувствую, что должен сказать хоть что-то. -Ты вытащила меня из ада.
Я провожу ладонью по лицу, стараясь успокоить бешеный ритм сердца.
-Мерлин, как же страшно!
-Могу, - я смотрю в глаза Элизабет, на этот раз уже вполне осмысленно.

Я непонимающе смотрю на Саммерби, пытаясь понять, что же вызвало у нее такой ярко выраженный приступ боли. Хоть легиллименция никогда и не была моей сильной стороной, я уверен, что физической боли она вызывать не должна. Мы продолжаем сидеть в этой странной, не поддающейся никакой логике позе, глядя друг на друга. И только в этот момент я осознаю, что левая рука все еще с силой сжимает ребра Элизабет. Почему-то я не помню, когда успел схватиться за нее, но судя по виду самой Саммерби, я оставил не один синяк на ее теле. Я не рискую убрать руку, лишь ослабляя хватку до легкого прикосновения, боясь, что вновь обретенная осознанная реальность превратится в руины пережитого прошлого. Эти минуты ощущения себя в мире даются с огромным трудом, и я не верю, что в состоянии чувствовать тепло человеческого тела, дыхание, касающееся щеки, жесткую обивку стула, деревянный пол под ногами, не верю даже в то, что в воздухе на самом деле стоит легкий аромат кофе. Все это кажется таким хрупким, таким невозможным, таким пугающим, что я в ужасе распахиваю глаза, когда замечаю попытку Элизабет встать, словно этим движением разрушится моя иллюзия.
-Я не создавал, - нервно глотаю, облизываю пересохшие губы и неуверенно смотрю на девушку. -Ад сам пришел, уже давно. Я все время на Зелье, правда, оно уже давно не помогает, бесполезно, выхода из этого кошмара нет. Я не просто дурак, Элизабет, я свихнувшийся дурак.
Беспокойство накатывает волнами, то ослабевая и давая минуты передышки, то обрушиваясь с новой силой.
-За деньги найти мастера - не проблема, - я криво усмехаюсь, вспоминая одного зельевара, который за мешочек с монетами готов поставлять зелье в любых количествах. -Лютный переулок богат на нужных людей.

Я почти незаметно вздрагиваю от прикосновения, словно ожидая удара, но это лишь секундная настороженность, следом за которой приходит успокоение. К счастью сейчас я хотя бы в состоянии воспринимать информацию извне, не просто слыша ее, а осознавая и усваивая. Я послушно киваю головой, соглашаясь со словами Элизабет, временам поднимая на нее полный удивления взгляд. Конечно, мне трудно поверить, что кто-то в состоянии понять этот ад, разобрать месиво воспоминаний, причин и следствий, в которых я сам не вижу начала и конца, озвучить вслух вереницу событий, которые привели меня к грани между безумством и нормальностью. Слова Снейпа всплывают в голове, с его привычной иронией сообщая мне о том, что пора хоть раз прислушаться к тому, что тебе говорят. Голос Саммерби становится все тише, и, вот, я уже ощущаю горячее дыхание возле уха. Я в отчаянии закрываю лицо руками - детский и беззащитный жест, не достойный аврора.
-Поздно, поздно, поздно... - шепчу я, борясь, всеми силами борясь с подступающей дрожью. -Я не мог остаться без Зелья, не мог. Ты... ты знаешь, как это дико - просыпаться каждую ночь от собственного крика, раз за разом видя смерть и кровь, смерть и кровь? Джинни сходила с ума, не зная, как мне помочь. А потом это чертово спасение в виде Зелья на несколько недель. Знаешь, она успокоилась, я убедил ее, что все вернулось на свои места. Да только ни черта не вернулось! Я просто накладываю заглушающее заклинание, глотаю зелье, перестаю различать, где явь, а где сон, и...
Мой голос срывается на крик, а потом преломляется, я чувствую предательский комок в горле. Истерика подкрадывается незаметно, но очень быстро.
-Понимаешь, мне страшно, этот страх дикий, ненормальный, липкий, с запахом застарелой крови, - я нервно цепляюсь пальцами за ее одежду, прижимаясь к единственной защите на данной момент. -Я до сих пор сплю с палочкой под подушкой, если эти провалы, когда я не понимаю, какой сейчас месяц и год, можно назвать сном. Я дергаюсь на каждый шорох, когда в сознании, и не могу вырваться из ада, когда нахожусь в воспоминаниях. Это бег по окружности, радиус которой становится все меньше и меньше.

Так и не решаясь поверить неожиданному счастью, поразившему меня вечером в Министерстве, боясь спугнуть искорку надежды, которая вдруг появилась в полнейшей темноте, на задворках мира, где я находился месяцами, закрываясь, прячась, забираясь все дальше и дальше в глубину лабиринта. Моя жизнь чем-то напоминает тот злосчастный последний этап Турнира Трех Волшебников. Пугающий лабиринт, который увлекает за собой все глубже и глубже, желая заполучить жертву в свои цепкие лапы смерти. Разница лишь в том, что в нынешний лабиринт я отправился по доброй воле, и в ответ на сноп искр не прибудет спасение.
Я слышу изменение, перелом в голосе во время слов Элизабет, и понимаю, что она тоже прошла путь борьбы с собой. Неужели я не один? "Не один" звучит лучше, чем одинокий псих, не способный перенести то, что обязан. Разница лишь в том, что они, в отличие от меня, справились. Может быть, я тоже смогу? Хотя я уже не знаю, остались ли у меня силы снова бороться. Правда, что самый страшный враг сидит внутри нас самих. И я проигрываю ему в этой тихой, но очень изматывающей битве.
Я продолжаю сидеть, наблюдая за Саммерби, которая, оставив меня, снова одела шубу.
-Моя очередь? - я тру глаза, красные от бесконечности прибывания в ирреальном мире. -Ты можешь помочь?
Я понимаю, что продолжать сидеть на этом стуле также бессмысленно, как продолжать пить зелье Сна-Без-Сновидений. Я встаю и снова опускаюсь на стул. Я не помню, когда в последний раз так четко ощущал настоящее, а потому удивлен нахлынувшему приступу слабости. Ноги отчего-то дрожат, в глазах темнеет. Еще одна попытка. Я, опираясь на спинку стула, преодолеваю эту чертову слабость, не желая, отчаянно не желая выглядеть еще более беспомощным, чем я есть сейчас.
-Мне стыдно, что тебе приходится видеть аврора таким, - я застегиваю пуговицы на пальто и самостоятельно направляюсь к выходу.
Не знаю, что мне помогает, наверное, то дикое упрямство, которые было во мне с первых дней жизни, но я сжимаю кулаки и всеми силами стараюсь не шататься.
-Прости, -добавляю я шепотом, не оборачиваясь, и распахиваю дверь, пропуская Элизабет вперед.

Я обдумываю весь тот огромный поток информации, который прошел через меня за вечер, в десятый раз прокручивая его в голове. Что ни говори, но идиотом я точно никогда не был, почти никогда. В любом случае, умереть яда, подлитого незаметно Снейпом, или получить Аваду в спину, прогуливаясь вечерком по темным улицам Лондона, мне уж точно не хочется. Я молча киваю, показывая, что жизнь мне еще хоть немного, но дорога, и о Снейпе никто от меня не услышит. Мы уже вышли на улицу, когда я вновь ощутил дрожь в теле и увидел темную пелену перед глазами.
Вовремя Саммерби схватила.
На глазах у магического сообщества свалиться в сугроб, словно один из алкоголиков в Лютном переулке, отчего-то не хочется. Здесь уже просыпается молчаливая гордость и оставшееся чувство собственного достоинства. Я сильнее сжимаю руку Элизабет, стараясь держать спину прямо и делать как можно более беспечный вид, будто меня не волнует ничего, кроме морозного февральского вечера и того, что кажется скоро начнет падать снег.
Мысль, пришедшая им обоим в голову, о том, что мы можем встретиться с Джинни, что было бы очень некстати, заставляет меня без возражений свернуть в проулок.
Встреча была бы шикарной. Подруга моей невесты, держа меня под руку, прогуливается по Косому переулку. В девять часов вечера. Занимательными были бы объяснения.
Бар "Беглый фестрал", который я к своему собственному счастью никогда ранее не посещал, вызывал бы во мне отвращение, если бы не равнодушие, занимавшее весь мой нынешний эмоциональный фон. Саммерьби, которая уже успела вернуться с бокалами огневиски, пришедшемся как нельзя кстати, смотрелась очень вызывающе среди грязного и ненормального скопища народа, обитавшего по всей видимости здесь регулярно.
-Ну и местечки у бывшей шпионке на присмотре, - я хмыкаю, залпом опустошая бокал. -Хотя работка у тебя была та еще, вы со Снейпом единственные, кто продержался так долго, обманывая Волдеморта и ведя двойную игру.
Я представляю, каково это стоять плечом к плечу с Пожирателями или преданно смотреть в глаза Лорду, когда тебя тошнит от того, что они делают. Отдаленно, но представляю.
-А я далеко от них ушел? - через равнодушие откуда-то начинает пробиваться понимание комичности ситуации и чувство юмора.
Странно. Для меня это определенно странно, учитывая, что я давно уже не нахожу повода для веселья. А тут он появился - я сам. Я смотрю на себя со стороны. Губы изгибаются в кривой ухмылке, которая почему-то очень похожа на снейповскую.
-Мой взгляд точь в точь как у того мужика за крайним столиком, который смотрит в пустой стакан и шатается взад-вперед, - по крайней мере, когда я в последний раз видел себя в зеркале взгляд был именно таким. -Но если мне еще есть куда катиться, то недолго осталось.
Я неопределенно пожимаю плечами, осматривая посетителей. Они явно не самый лучший предмет для подражания - павшие так глубоко, что вряд ли уже выберутся. Это слабость. Значит, я такой же. Или нет?

-Эйвери любил здесь проводить свободное время и меня брал с собой в качестве служанки.
Я, не моргая, смотрю на Элизабет, пожалуй, в первый раз задумавшись о том, через что она прошла на этой войне, через какую грязь, через какое унижение. Я знаю эту девушку не так давно, по крайней мере меньше, чем других сражавшихся на нашей стороне. Хотя на войне забываешь про количество дней, которые провел вместе. Там есть лишь те, кто с тобой, и те, кто против тебя. И все-таки за этот год мы смогли сблизиться, узнать друг друга лучше, как-то понять. С первых дней я проникся к ней уважением. Не таким, какое испытываешь глядя на великих высокопоставленных лиц, превознося их. Нет. Это уважение именно к человеку. Его нельзя заслужить годами. Оно либо есть, либо нет. Без преклонения, без заискиваний, без попыток понравиться.
-Знаешь, Поттер, проблема, мне кажется, именно в том, что ты познал только трудности войны, не познав ее грязи. Это привилегия шпионов и только.
Я поднимаю левую бровь. Снова снейповский жест. Странно, что ненависть, та всепоглощающая ненависть, которая была у меня к нему так долго, повлекла за собой его манеру поведения в моем исполнении. Это случается не так часто. Но я всегда улавливаю эти нотки в своем голосе, эти жесты. Заклятый враг оказался героем. А я, на грани срыва, между попыток не оказаться на койке в Святом Мунго, танцуя со своим личным безумием бесконечный танец, воспроизвожу его. Наверное, невысказанные извинения и молчаливая благодарность все еще сидят во мне, давят, пытаются вырваться.
-Грязь, - повторяю слово, словно пробую на вкус. -Я не прошел через нее. И сложнее всего пришлось именно вам со Снейпом. Согласен. А знаешь почему? Пусть добровольная ноша, но это отсутствие возможности лезть грудью за идею, это необходимость поджидать нужный момент, это умение крутиться и изворачиваться, это удары, это заламывание, это расчет не на шаг, а не десятки ходов, это игра со смертью, это пропускание через себя всей мерзости, это простое слово "надо", потому что назад никак. И я ни раз в мыслях благодарил вас обоих. За то, что делали, за то, что все-таки выжили.
Я понимаю, что меня понесло. Далеко. И, кажется, на долго. Я потихоньку прихожу в себя, отдавая отчет своим словам и мыслям. Пожалуй, чтобы понять, какое это счастье - мыслить, осознавать, воспринимать, нужно быть лишенным рассудка.
-Но скоро это пройдет. Эффект легиллименции краток.
-Слишком уж ты отощал и ослаб - ты вообще собирался кому - либо говорить о своем недуге?
-Кому, спрашивается, нужно это болото? - я горько усмехаюсь. -Джинни... Я не могу перевешивать на нее свой груз. Не могу. Любимых и любящих тебя в такую дрянь не окунают. Я не хочу видеть беспокойство в ее глазах, зная, что она не может помочь. Рон и Гермиона? Им пора строить свою жизнь. Слишком многое они видели, пройдя этот путь со мной. Не надо, чтобы на их долю была еще одна боль. Кому еще? Главе аврората? Он меня в отделение психиатрии в раз упрячет. А дальше так и вижу, как в Ежедневном пророке над моей фотографией сверкает заголовок "Мальчик-Который-Выжил сошел с ума". Красота.
Следующие слова Элизабет отзываются болью, страхом и яростью в моих глазах. Разве можно испытывать столько всего сразу? Видимо, можно. По крайней мере, я чувствую все это разом. По отношению к Волдеморту, который виноват во всем, что пришлось пережить каждому из нас. Я поджимаю губы, потом прикусываю нижнюю, до крови. Я пытаюсь направить возникшую, как пламя, ненависть на себя самого. На свое бездействие. На свою слабость. Кажется, получается. Хотя бы на секунду, но во мне возникает желание бороться за себя. Правда, недолгое. Меня самого слишком мало. Мои эмоции слишком слабы. Они взрываются и исчезают.
-Я не знаю, зачем я живу, пойми, вся моя жизнь - это борьба, - я устало подпираю голову рукой. -Не просто борьба, а война. Я родился с одной установкой - воевать. Мое предназначение - победить. Пророчество - это как заведенный механизм. Мои родители погибли, и в тот день случился мой первый бой. Пусть неосознанный, но бой. Потом 1 курс - Водеморт в голове чокнутого профессора. 2 курс - Василиск, чертов дневник-хоркус. В четырнадцать лет Турнир с ненормальными испытаниями. Это было страшно. Что я мог сделать, когда и заклинаний толком не знал? Потом кладбище, погибший Седрик, воскресший на глазах Волдеморт, первое настоящее сражение - палочка против палочки, темный волшебник против подростка. Первое Круцио. Затем кошмары, проникновение в мысли Волдеморта. Снова страх, нет, не так, дикий ужас. Представляешь, я видел глазами змеи, как она нападала на Артура Уизли. И снова схватка. Министерство. Волдеморт. Сражение с ним. Он внутри меня. Я узнаю пророчество, которое не дает мне выбора. Я начал жить одной мыслью - стать убийцей или умереть. И гибель Дамблдора. Все эти поиски хоркусов, когда вокруг егеря, когда люди гибнут десятками, когда единственный, кто может победить - это ты, но ты ни черта не можешь сделать. Дальше... дальше ты и сама знаешь. Мой жизнь - война. Я другого и не знаю. Я всегда воевал. У меня была цель - победить Волдеморта. Сначала потому что он убил моих родителей, потом к этому добавилось пророчество. Но в этом заключался весь смысл моей жизни. А что сейчас? Я перебираю бумажки в Министерстве. Мерлина ради! Да не могу я так жить, не умею. Для меня спокойный мир - это тишина ночи, когда ото всюду ждешь заклинаний. Что дальше? Как дальше? Главное - зачем?
К концу речи я уже вцепляюсь тонкими пальцами в волосы, вновь находясь на грани истерики, голос срывает, слова обрываются, в глазах предательски щипет.

- Ты больше не ненавидишь его?
Я поджимаю губы, задумываясь над ответом, а затем медленно, подбирая слова, начинаю говорить:
-Я не знаю, как можно ненавидеть того, кто поставил в этой войне под названием "игра на выживание" все, что у него было, свое прошлое, свое будущее. Он не просто рисковал, он жертвовал. Жертвовал не только физической оболочкой жизни, а ее содержимым, без которого и смысла у этой жизни нет.
-Рассказываю одному бывшему шпиону о том, что я чувствую к другому бывшему шпиону. Дожили, Поттер, дожили.
Я горько усмехаюсь, осматриваю помещение, останавливая свой взгляд на стойке. Один бокал огневиски не оказал никакого эффекта. Совсем никакого. Я прихожу к выводу, что мой организм вдоволь нахлебался зелья, по сравнению с которым огневиски казался сливочным пивом. Показав Саммерби указательный палец и призывая подождать минутку, я направляюсь к барной стойке, где бармен, не самый приятный мужчина средних лет, с безразличным лицом протягивает мне бутылку, с которой я и возвращаюсь обратно к столу.
-Дешевый здесь однако огневиски, небось качество отвратное, ну да ладно, - я махаю рукой, наполняя бокал и вновь опустошая его до дна. -Будешь?
Горло обжигает, по телу разливается приятное тепло, и меня слабо беспокоит, точнее вовсе не беспокоит, что вкус напитка отдает непривычным оттенком, словно смешан с плохим спиртом или каким-то магическим аналогом спирта.
-Почему ты никогда не ненавидел меня, Поттер?
Я слушаю внимательно, но на губах играет улыбка, непривычно смотрящаяся на осунувшемся лице. А вот глаза не улыбаются.
-Все очень просто, - бокал с глухим стуком опускается на стол. -Если бы я узнал о тебе двумя годами ранее, а не на том собрании на заброшенной фабрике после моего пробуждения, то я бы возненавидел тебя. Наверное, даже очень сильно. Но к тому времени я усвоил простую вещь - на войне нет времени и возможности разбирать, у кого какая грязь в душе, и в чем у кого испачканы руки. Поздно об этом думать. На войне важно сколько людей борется за общую цель и каковы шансы одержать победу. Я когда посмотрел на всех тех, кто был со мной, пока я бродил в пространстве снов и видений, то понял, что они рядом и это главное, что эмоции и сохранение своей чистоты не поможет. А потом... потом было уже поздно тебя винить. Шпионов нельзя ненавидеть, несмотря ни на что. Шпионы слишком многое теряют на войне.
Все было очень просто. Занавес ненависти в один день опускается. Я помню тот день, когда осознал, что не могу ненавидеть тех, кто идет со мной плечом к плечу. Неважно, кем был этот человек. Неважно, что он делал в своей жизни. Важно лишь то, что сейчас он с тобой. А вскоре на смену ненависти стала приходить опустошенность.
-Они МОГУТ помочь.
-Да, они меня любят, да, они могут помочь, - еще один бокал наполнен до краев. -Но их война закончилась. Ты правильно сказала, что теперь продолжение МОЕЙ войны. И я не собираюсь в свою грязь окунать самых дорогих для меня людей. Хватит с них войны. Им пора начать жить.
Я шарахаюсь от пощечины. Рука Саммерби не по женски сильная и жесткая. Я в который раз убеждаюсь в этом. Я провожу языком по неожиданно теплым губам и ощущаю металлический привкус на языке. Кровь. Не страшно. Я смотрю на Элизабет с горечью и как-то по детски обиженно, с немым вопросом: "за что?". Потирая щеку, опустошаю третий подряд бокал, чувствуя, как, наконец, разум привычно затуманивается.
-Просто не бросай меня и... помоги.
Все. Я перестаю контролировать, что говорю, окончательно отдавая себя во владение алкоголя. Я понимаю, что теперь честность попрет из меня литрами, но уже поздно останавливаться.
-Я просто не смогу... сам, без тебя.